Культурный ландшафт. Нужно искать компромиссы

Нужно искать компромиссы

О проблемах сохранения ландшафтов мы побеседовали с вице-президентом Национального фонда «Возрождение русской усадьбы», президентом Делового клуба «Наследие и экономика», организатором более 100 проектов по исследованию, реставрации и интерпретации объектов наследия и исторических территорий в различных регионах России и за рубежом Дмитрием Ойнасом.

Журнал МУЗЕЙ №5-6, 2017

Дмитрий, когда мы говорим о необходимости сохранения ландшафтов, прежде всего обращаемся к его памяти. Есть даже такой географический термин - память ландшафта¸ который используется для характеристики экосистем. Правомерно ли его использование для культурных ландшафтов?

Безусловно, правомерно.  Человек – это тоже ландшафтообразующий элемент. На планете уже почти нет мест, которые не были бы в той или иной мере подвергнуты влиянию человека. Все они стали частью культурного ландшафта.

В нашей стране стали рассматривать деятельность людей, обусловленную историческими процессами, в системе связей природного ландшафта относительно недавно,-  с начала 1990-х, когда был создан Институт природного и культурного наследия. Можно ли вообще говорить о музеефикации, ревитализации ландшафта, о восстановлении всех его взаимосвязей – ведь все меняется очень быстро.

Термин ревитализация означает возвращение к жизни, но к какой жизни, на какой ее момент – ведь в самом термине нет уточнения. Речь поэтому может идти о нескольких вариантах. Один вариант – возврат к некому конкретному этапу существования ландшафта, второй вариант – его интерпретация, при которой он становится понятным современному человеку, третий вариант – возвращение ландшафту его культурной функции. Сейчас многие сельские территории оказываются полностью заброшенными, на них вырастают деревья, но это можно расценивать как своеобразную ревитализацию: когда-то на многих полях были леса.

Значит, способ сохранения зависит от формы высказывания, от того, что именно мы хотим сказать? Музей-заповедник «Куликово поле» восстанавливает ковыльную степь, возвращает к жизни заброшенные поля, а на Бородинском поле произошла сакрализация пространства…

Да, мы должны определить, какую задачу перед собой ставим.  Но нужно понимать: чтобы полностью воспроизвести ландшафт, в котором существовали наши предки, нам нужно стать такими же, как они, - что невозможно. Нам свойственно романтизировать прошлое, равно как и будущее. Полностью воспроизвести ландшафт на время Куликовской битвы, невозможно еще и потому, что за несколько веков сильно изменился климат, более значительными стали антропогенные факторы и пр.  Все равно это будет современная интерпретация пространства, опирающаяся на наши представления о том, как должно быть, и она, в свою очередь, зависит от уровня наших знаний, от того, насколько востребовано то или иное пространство и от множества других факторов. Поэтому речь может идти только о форме, которая приведет этот ландшафт в соответствие с нашим пониманием той или иной эпохи. Еще в большей степени это касается городских пространств.

Вы являетесь вице-президентом Национального фонда «Возрождение русской усадьбы», который занимается актуализацией наследия и активно взаимодействует и с владельцами памятников, и с общественностью, властью, бизнесом. Расскажите об этом.

Комплексные памятники, типа усадеб, попадают в сложную вилку взаимоотношений между разными пользователями и собственниками. На территории усадьбы может существовать с десяток, а то и больше, пользователей и различных форм собственности – частная, общественная, корпоративная и пр. Усадебный парк может оказаться одновременно и памятником природы, и рекреационным объектом, его по закону нельзя приватизировать, на нем запрещена любая хозяйственная деятельность.  Словом, сплошные разногласия, поскольку каждый пользователь обеспечен своими законами и подзаконными актами, и на этом уровне отдельно взятого объекта сломать эту систему невозможно.  Даже если государство станет двигаться в сторону поиска каких-то компромиссов, связанных с деятельностью таких объектов, мы не придем к идеалу, поскольку они действительно очень сложны. Тем более в усадьбах важны не только территории, где есть архитектурные памятники или парки. Усадьбы окружают природные ландшафты (сельхозугодья, леса, реки и ручьи), которые тоже важны для восприятия объекта. И там своя система пользования и управления, что постоянно требует согласований. Нельзя сказать какому-то пользователю, что теперь здесь или здесь можно сеять лишь гречиху и пахать только деревянной сохой. Во всех случаях нужно искать компромисс, который становится возможен тогда, когда мы подходим к пространству с позиции его интерпретации. А если мы жестко говорим о воспроизведении, то погружаем себя в ситуацию постоянного и неразрешимого конфликта.

Однако музеи-заповедники в силу их высокого статуса, вероятно, способны выстраивать политику. В чем, по Вашему мнению, может заключаться их роль?

Конечно, статус – важная штука, но одним статусом порядка не наведешь. Необходимо, чтобы за статусом стояли полномочия, которые, в свою очередь, должны опираться на юридическую базу. Музеи-заповедники, как правило, не обладают полномочиями, они ограничены своими собственными стенами. С законом здесь не все в порядке.

Вероятно, здесь нужны совместные усилия и государственных органов, и музеев, и общественных организаций. 

Когда при Ельцине было разрешено почти все, в частные руки попало много объектов наследия, в том числе, федерального значения. Но общественные механизмы тогда не работали, все было пущено на самотек. С приходом Путина был введен мораторий на приватизацию[1]. Внешне это выглядело как благое действие: государство хочет разобраться.  Но с момента введения моратория и до его отмены прошло около 10 лет, и никто не разобрался, ничего не произошло. А общественность исходила из романтических представлений: никаких приватизаций, буржуи не должны владеть общенародным достоянием, все должно принадлежать государству и содержаться им. Эта форма укрепилась в результате моратория. А на самом деле компромиссы возникают только в процессе взаимодействия. Когда происходит приватизация и начинается работа с объектом, включается  государство - в виде различных его структур, начинают влиять общественники, частные собственники начинают пересматривать свои взгляды. Иными словами, возникают компромиссы и появляются новые механизмы взаимодействия. Во время моратория вместо того, чтобы притираться друг к другу, все было заморожено. Одновременно продолжалась тихая «черная» приватизация объектов наследия, находились обходные пути и лазейки (в законодательстве их множество), которые позволяли собственникам действовать как им было угодно.   

Иными словами, запреты и жесткие ограничения ни к чему хорошему не приводят.  Конечно, на ранней стадии поиска компромисса неизбежны потери, но их было бы гораздо меньше по сравнению с теми, которые мы получили сейчас. Сколько памятников погибло, сколько было разрушено!  Уходило и понимание ценности этих объектов, поскольку они не были включены в реальную хозяйственную жизнь страны. После того как мораторий отменили, все резко пошло в гору. Появилось много общественных инициатив, начали меняться стереотипы, возникло понимание, что далеко не всегда нужно иметь миллиарды, чтобы восстанавливать памятники.  Теперь люди не стоят в жесткой позиции по отношению к собственнику и смотрят в сторону приватизации.  Начало меняться и законодательство.  Но этот реальный всплеск начал сталкиваться с интересами других ведомств, что неизбежно должно было произойти.  

Вопрос ценности объектов культурного наследия как объектов особого сегмента недвижимости является одним из важнейших.  Сейчас речь идет о выработке нового инструментария, который позволит принимать решения, определяющие, почему в объект наследия стоит вкладывать больше средств по сравнению с новым зданием, почему лучше владеть зданием с историей, в чем заключается экономическая целесообразность.  

Значит, идет естественный процесс, и невозможно перепрыгнуть через его этапы. Десять лет моратория тоже изменили общество.

Да, конечно. Притирка и согласование действий происходит сейчас и в сельской местности. Люди, покупающие усадьбы, все больше начинают вникать в экономические механизмы управления объектами, вступают во взаимоотношения с различными ведомствами, пользователями, собственниками. И в отношении таких сложных объектов наследия как усадьба, например, возникают новые конструкции, которых доселе не было. Реальная жизнь, связанная с пользованием объектами наследия или историческим территориями, влияет на изменение отношения к ним, и на законодательство. И, в конце концов, мы придем к каким-то компромиссным формам общественного сосуществования и начнем понимать правила игры.

Многие утверждают, что «все разрулит рынок».

Каждый вносит свое понимание, что такое рынок. Мы все участники рынка – и государственные структуры, и общественники, и частные владельцы, и музеи.  И в этом смысле, безусловно, все разрулит рынок, ибо он учитывает интересы всех участников процесса. Ведь все стороны должны прийти к обоюдному интересу, - когда доволен и покупатель, и продавец.  Рынок – это тоже поиск компромисса.

Если смотреть с точки зрения музея, то сейчас набирают силу процессы, которые вносят свои корректировки в ситуацию. Все больше и больше становится, частных музеев, которые создают свой формат существования, по-своему влияют на музейную действительность, ломают стереотипы и создают новые смыслы, определяют новые конструкции взаимодействия с социумом, что усиливает влияние на общественную жизнь. В классическом понимании музеи занимаются сакрализацией предмета наследия, а частные могут позволить себе не изымать предмет из оборота и возвращать ему некую интерпретированную часть функций, делать его более понятным современному человеку. Это как бы популяризирующий формат наследия, «притирка» между прошлым, настоящим и будущим: прошлое в виде наследия включается в современную экономику, в сегодняшнюю хозяйственную жизнь и влияет на современное общество.

(Разговор вела Е. Медведева)

[1] Приватизация федеральных объектов культурного наследия была приостановлена Федеральным законом "Об объектах культурного наследия, памятников истории культуры народов Российской Федерации" от 25 июня 2002 г. N 73-ФЗ. С 1 января 2008 г. мораторий на приватизацию объектов культурного наследия федерального значения был отменен – прим. ред.